Сергей БЕСАРАБ: «Сельское хозяйство Беларуси — это замкнутый круг, разорвать который будет тяжело и непросто…»
Молодой белорусский ученый-химик Сергей Бесараб, в эксклюзивном интервью www.agrolive.by делится своим видением современного состояния отечественной науки, передовых тенденций на стыке научного поиска в сферах защиты растений, использования ГМО.
Прим. от автора: я решил немного дополнить интервью, которое давал беларускому агропорталу и разнообразить его мультимедийным материалом. Оригинал: часть 1, часть 2. Авторские статьи по всем упомянутым темам можно найти на Patreon
– Сергей, а как Вы пришли в науку? Какой проблематикой занимались вплоть до августа прошлого года, где работали? Что послужило поводом для отъезда из страны? И не жалеете ли о сделанном выборе?
– В науке я чуть более десяти лет. Накопил уже достаточно разноплановый опыт — учеба в вузе по специальности «фармацевтическая деятельность», «домашняя кафедра» радиационной химии/химии высоких энергий в университете. Затем — магистратура под руководством уникального специалиста в химии хрусталя — А.Н. ТРЕТЬЯКА. В аспирантуре посчастливилось заниматься под руководством отца беларуской школы адсорбции академика В. С. КОМАРОВА.
В процесс научной деятельности доводилось сталкиваться с невероятными технологическими задачами, самостоятельно разрабатывать и конструировать оборудование, заниматься проектами на стыке нескольких наук (химия/физика/биология/медицина). Считаю, что за десять лет работы в Институте общей и неорганической химии НАН Беларуси мне удалось сделать немало — вышли более 50 научных статей, монография, получено больше десятка междисциплинарных патентов. Если говорить о проблематике моего научного интереса, то она комплексная. Здесь и общественная безопасность, и экология, и химия окружающей среды через призму коллоидной химии, пористых материалов (адсорбентов и катализаторов), наночастиц и нанокомпозитов.
…Все шло плавно и спокойно вплоть до событий августа 2020-го. Тогда моя подпись появилась под открытым письмом «Беларуские ученые против насилия». Случились провокационные, по мнению руководства НАН Беларуси, публикации в персональном телеграмм-канале и в аккаунтах социальных сетей. Итогом всего этого стало непродление контракта с напутствием «ваш путь в беларуской науке завершен». Не повлияло на решение руководства и то, что в научное сообщество Беларуси собрало почти 1000 подписей под письмом, призывающем продлить контракты с «политически неблагонадежными» сотрудниками. Последней каплей и прямым поводом к моему отъезду послужило давление с угрозами со стороны Президиума НАН из-за публикаций в неофициальной группе НАН в Linkedin.
Жалею ли я? На момент отъезда вариантов для меня в Беларуси не оставалось вовсе. По прошествии времени можно сказать: единственное, чего мне сейчас не хватает для полной творческой реализации, — это оборудованной лаборатории. А держать мозг в тонусе позволяет научная журналистика.
– В каком состоянии оставили белорусскую науку, уезжая? Что могло бы кардинально изменить ситуацию?
– На мой взгляд, пациент, то бишь белорусская наука, — скорее, мертв, чем жив. Основания для подобного утверждения? Да, вот, хотя бы, такие: самое низкое количество научных публикаций (хуже нас только Молдова и Албания); 26-е место из 35-ти по количеству поданных патентных заявок (по данным за 2019 год) от Всемирной организации интеллектуальной собственности.
Кроме того, доля высокотехнологичного экспорта во всем объеме экспорта из Беларуси — одна из самых низких в Европе (ниже показатели — лишь у Черногории, Молдовы и Албании). Сильнейшие возрастной и гендерный перекосы, миграция высококвалифицированной молодежи за рубеж, высочайшая степень бюрократизации, явная востребованность и даже поощрение «наукофицированного очковтирательства». Наконец, чудовищно раздутые административные штаты научных учреждений… Всё это — симптомы, которые привели уже фактически к гибели белорусской науки. Сюда же можно, кстати, отнести тотальные кумовство/коррупцию, и, как следствие, — отсутствие должной экспертной оценки уровня выполняемых проектов.
Просмотрев авторефераты беларуских докторских диссертаций «новейшего времени», четко понимаешь, что известная цитата 2011 года — давно забыта и неактуальна:
«…нам не нужны описательные докторские диссертации. Только каторжный труд и открытие — вот тогда ты доктор наук; нам иные доктора наук не нужны»
Что могло бы кардинально изменить ситуацию? Первое, что приходит в голову, — равноправие государственных и частных научных учреждений. У нас последние — отсутствуют как класс (сравните с США, где на протяжении столетий частные лаборатории и научно-исследовательские центры корпораций являются основными двигателями научного прогресса). Правда, стоит отметить, что до событий 2020-го крупные игроки беларуского высокотехнологичного бизнеса (EPAM Garage/Continuum, EnCata, IZOVAK) предпринимали попытки создания научно-исследовательских подразделений.
Но, в основном, это были hardware-лаборатории, в которых химику или микробиологу делать нечего. Почему? Дело в том, что все созданное — очень серьезно отстает от НИИ в плане аппаратного оснащения/творческой атмосферы.
Научный сотрудник в Беларуси привязан к небольшому количеству НИИ, в случае увольнения/непродления контракта — не может нигде найти работу и вынужден либо переквалифицироваться, либо эмигрировать. Притом, интересно: если художник/музыкант, пусть и с трудностями, может подтвердить свою квалификацию и получить «удостоверение работника культуры», то для научных сотрудников и такой лазейки не предусмотрено. В то же время даже в нашей стране-соседке Литве возможность заниматься научной деятельностью в индивидуальном порядке существует, я лично знаю нескольких научных предпринимателей, которые работают в области археологии, генной инженерии, органической химии.
Помимо частной науки, необходимо активное вовлечение гражданского общества в решение научных задач и оценку результатов научных исследований. Необходимо это для того, чтобы убрать «лобби академиков» и сопутствующую ему коррупционную составляющую. Прекрасным примером решения может служить опыт «раннего» технопарка «Сколково», когда в конкурсе грантов с одинаковым шансом на успех мог участвовать и младший научный сотрудник, и доктор наук.
По аналогии со странами Запада — необходимо реформировать патентное право. Фраза из фильмов и публикаций в СМИ — «ученый живет на патентные отчисления» — должна стать явью и для Беларуси! Пока же у нас все разработки, сделанные в институте, принадлежат институту и очень неохотно из него выходят (по принципу — «пусть лучше сгниет в сейфе»). Хотя в развитых странах патенты — важный этап развития технологического общества и один из эффективнейших мотивирующих факторов для ученых и изобретателей. Чего стоит хотя бы тот факт, что в США патент можно использовать как нематериальный актив в качестве залога при кредитовании жилья/бизнеса. Сравните с тем, что происходит у нас.
Кардинально изменить ситуацию мог бы возврат к выборному формированию управленческого состава научных учреждений. Когда сотрудники могли бы решать, кого хотят видеть на посту директора (менеджера), а кого — нет. Кроме этого необходимо убрать всю абсолютно неэффективную «плановость». Беларусы — народ, склонный к спонтанной самоорганизации, я думаю — и научная деятельность не исключение.
И самое главное: необходимо вернуть статус «главного человека в НИИ» научному сотруднику! В противоположность тому, как сейчас обстоит дело, когда балом правят бухгалтер, юрист, снабженец.
– Вы химик, и поэтому имеете свою точку зрения на систему защиты растений, которая превалирует сейчас в Беларуси, а также на актуальные мировые тренды в этом сегменте. Не назрела ли пора сделать тут некую революцию? Уйти от засилья «химии» в сторону… А вот — какие варианты возможны? Не исключено, не исчерпали еще себя и химические методы, но насколько верно их используют на сегодня аграрии?
– Система защиты растений в Беларуси — по сути, наследие советского прошлого в виде «химизации всей страны». Такой подход хорош тем, что не требует особенной квалификации. Такая практика применялась не только у нас, но и во всем мире примерно до середины 70-х гг. прошлого века. Однако, потом выяснилось, что бесконтрольное использование химических пестицидов вызывало множественные нарушения в экосистемах, подвергало опасности здоровье человека и диких животных, стимулировало появление популяций вредителей, устойчивых к пестицидам. На Западе оценили долгосрочные последствия такой практики и начали интенсивно смещаться в сторону экологичности и биосовместимости, затрачивая на соответствующие исследования миллиарды долларов.
Беларусь всегда находилась вдали от всего этого, потому что как таковое производство химических СЗР отсутствовало у нас в принципе. Нужды сельского хозяйства в пестицидах удовлетворялись через закупку необходимых препаратов. Например, в 2010 году — на сумму более 200 млн. долл. США (основная часть — на гербициды). Незначительное изменение ситуации наблюдалось 2010–2015 годах, когда в рамках госпрограммы «Химические средства защиты растений (пестициды)» началось создание беларуских производств СЗР. Конечный потребитель не слишком жаловал отечественные пестициды, предпочитая более дорогой и качественный импорт (Польша/РФ).
Если сравнивать беларуские подходы с теми, которые сейчас в тренде в странах ЕС и США… Здесь уже нельзя сказать, что мы в хвосте, потому как отстаем на десятилетия! Ведь в то время, как во всем цивилизованном мире наблюдаются неуклонное снижение доли химической обработки в сельском хозяйстве и переход от химизации к биологическим механизмам регуляции численности вредных организмов, в Беларуси — растут закупки химии.
Что же до революции, то она уже происходит, притом — даже в странах-соседях. Революция эта — IT, т.е. связана с активным внедрением в сельское хозяйство компьютерных технологий, да и вообще методологии, характерной, скорее, для промышленных производств.
В Беларуси — по-прежнему «пан сахi ды касы», в цивилизованных странах — «инженер по биосистемам». К чему приводит такой подход? Хорошо видно на примере урожайности пшеницы в 2021 году: в Беларуси худшая урожайность (30,7 ц/га) пшеницы среди всех стран соседей (46,2 ц/га — в Украине, 55 ц/га — в Литве, 46.3 ц/га — в Польше, 35.8 ц/га — в России). Мы наблюдаем в агросекторе ситуацию, когда огромное количество предприятий — глубоко убыточны, но, при этом, должны проводить какие-то агротехнические мероприятия через силу. В таких условиях — не до инновационности, «быть бы живу».
В мире же все активнее внедряются цифровые решения для планирования и мониторинга агротехнических мероприятий, оценки состояния посевов, прогноза урожайности, диагностики дефицита микроэлементов/заболеваний (с помощью гипер- и мультиспектральной съемки) и расчета доз удобрений и пестицидов.
Даже если используется химическая обработка, то она оптимизируется с помощью интеллектуального анализа данных. Методы точного земледелия (микрокартирование участков с помощью дистанционного зондирования, GPS и/или сельскохозяйственных дронов) позволяют вносить пестициды в импульсном «on demand» режиме. Тем самым — снижаются и расходы, и миграция опасных химических соединений в грунтовые воды. Сегодня точность позиционирования ограничена возможностями систем GPS/Глонасс. Но в ближайшее время на рынке появится сверхточное позиционирование (Hyper-accurate positioning), с точностью пара миллиметров против 5–10 метров в случае GPS.
Многие связывают запуск китайской системы BeiDou («Большая Медведица») с технологическим рывком в точном земледелии и дистанционным уходом за растениями.
Перспективность этой отрасли подтверждается опытом голландских фермеров, крупнейших в мире экспортеров картофеля и лука, которые благодаря быстрому внедрению в агротехнику методов точного земледелия смогли более чем вдвое увеличить урожайность картофеля и снизить зависимость от воды на 90%.
Интересным трендом локализованного воздействия можно считать методы геоинженерии
Геоинженерия — комплекс мер и воздействий, направленных на активное изменение климатических условий в локальном регионе
Еще пару лет назад я безуспешно пытался участвовать в соискании гранта HORIZON 2020 c темой “локального меторологического менеджемента” с использованием аэростатов/ракет, несущих на борту вещества, способствующие укрупнению капель воды в облаках и как следствие выпадению осадков на определенных территориях. Цель такой системы — снизить зависимость фермера от неустойчивой погоды.
Прошли годы и внезапно Китай в конце 2020 года утверждает национальную программу по модификации погоды. Ключевым пунктом программы считается искусственный вызов дождя (для этой цели используется специальный БПЛА Ganlin-1).
Неравнодушны к метеоменеджементу и Объединенные Арабские Эмираты, где дроны “расстреливают” кучево-дождевые облака лазерными лучами, вызывая электризацию воздуха и перераспределение зарядов внутри облаков, приводящее к укрупнению капель.
Хотя на самом деле особенной новизны в методе нет, он известен еще с 1960-х годов. Отличие в том, что раньше для этой цели применялись специальные самолеты. Например, печально известный ТУ-16 “Циклон”, который осаждал радиоактивное облако после аварии на ЧАЭС не давая ему пройти к Москве.
Как (надеюсь) просматривается между строк, все упомянутые подходы подразумевают, что в сельском хозяйстве будут работать не аутсайдеры, которых отправляют «в ссылку» из города, а высококлассные специалисты, владеющие не только приемами агротехники, но и последними компьютерными технологиями. Агроном завтрашнего дня — это специалист, который на «ты» с агрохимией, ботаникой и IT как минимум на уровне бакалавра, а не — «пошел учиться на агронома, чтобы в армию не попасть». В таком случае имеет смысл вести разговор о возможной революции в сельском хозяйстве Беларуси. Пока этого нет, а все громкие фразы с трибун — утонут в пучине посредственности.
– Если конкретнее, то что за технологии еще резво подхватывают зарубежные конкуренты наших аграриев?
– Упомяну несколько интересных трендов, которые активно сейчас развиваются на Западе.
Во-первых, это использование растительных биоцидов и эффекта аллелопатии. Аллелопатия — свойство одних организмов выделять химические соединения, тормозящие или подавляющие развитие других. Вторичные метаболиты одних растений помогают другим противостоять насекомым-вредителям и компенсировать наносимый стресс. Этот метод тесно связан с необходимостью тщательного планирования севооборота и разработки комбинаций (фитопар) растений и чаще всего рассматривается через призму точного земледелия.
Во-вторых, это активное использование роботов, которые более мобильны, меньше повреждают растения и могут делать свою работу совершенно автономно хоть на протяжении круглых суток.
В качества примера можно привести стартап Rowbot Systems из Миннеаполиса, который разрабатывает робота, способного перемещаться между рядами кукурузы, вносить боковые подкормки или обрабатывать отдельные растения пестицидами .
Состояние растений и потребность в подкормке/химической обработке оценивается бортовыми мультиспектральными камерами.
Перспективны способом обработки, способными заменить химию, является термическое воздействие. В качестве футуристического примера можно привести пример робота RIPPA, разработанного в Австралийском центре аграрной робототехники Сиднейского университета.
Устройство работает на солнечных батареях, самостоятельно определяет наличие сорняков на поле и индивидуально их уничтожает точно рассчитанной дозой гербицида. Разработчики подчеркивают, что вместо химического оружия робот может использовать лазерный луч, или сфокусированный пучок микроволн. Физическое воздействие на сорняки ориентировано на клиентов-приверженцев органического земледелия.
Кстати, отмечу, что подход этот заимствован из рыбного хозяйства. Компания из Осло разработала подводного робота Stingray bot с двумя стереокамерами, 520 нм лазером и системой движения для борьбы с паразитами лосося.
С помощью камер робот анализирует внешний вид проплывающих мимо лососей. Если обнаружен паразит, его тут же поражает луч зеленого лазера. Импульс мощный и краткосрочный: он убивает паразита, но не причиняет вреда рыбе.
Но не стоит думать, что проводить термическую обработку способны только роботы. Вполне жизнеспособный тренд, тоже, кстати, появившийся из органического земледелия, — это факельная обработка посевов.
Идея не нова, т.к. «огненные культиваторы», работающие на сжиженном газе, были известные еще в 30-х годах прошлого столетия. Сейчас они получили вторую жизнь и позволяют защищать от сорняков и вредителей соевые, бобовые, кукурузу, люцерну и прочие культуры.
Их применение имеет ряд особенностей. Например, у кукурузы ключевые точки роста и метелки на початках хорошо защищены, поэтому растение не боится открытого огня, с другими культурами — ситуация более сложная. Температура пропан-бутанового пламени колеблется в диапазоне 1100°-1800°С, грунт в месте обработки прогревается выше 70°, так что перед тем, как использовать метод на определенном виде растения, следует убедится, что оно сможет термообработку перенести.
Перспективное направление в защите растений — использование симбиотических бактерий и грибов. Эти микроорганизмы (эндофиты) растут вместе с растениями (в симбиозе) и помогают им эффективнее перерабатывать питательных вещества и адаптироваться к стрессам окружающей среды, причем эндофиты живут во всех частях растения, а не только в отдельном органе (как клубеньковые бактерии). Лидером в этом направлении является компания «Адаптивные симбиотические технологии» (Adaptive Symbiotic Technologies) из Сиэтла. Их препарат BioEnsure способен повышать урожайность кукурузы на 85%, снижая, при этом, потребление воды на треть и защищая от патогенных микроорганизмов за счет метаболитов, вырабатываемых симбионтами. Вполне можно предположить, что будущее защиты растений — за симбиотическими организмами.
В общем — мне, как химику, грустновато об этом говорить, но… Похоже, золотое время химических пестицидов уходит, уступая место IT и биологии. Не зря миллиардер Билл ГЕЙТС написал в своем Twitter-микроблоге:
«…Если бы я заканчивал колледж сегодня, то искал бы работу в сфере искусственного интеллекта, биологических наук или энергетики…»
– ГМО… Что сейчас происходит в мире с данной проблематикой? Верно ли, что применение подобных организмов помогает избежать излишней «химизации» систем защиты растений? Как относитесь к использованию ГМО в сельском хозяйстве Беларуси (пока их применение официально запрещено, но насколько далек тот час, когда разрешат?)?
– Мир, традиционно, пока еще делится на сторонников ГМО, противников ГМО, и тех, кто ничего об этой технологии не знает. К последней группе относятся беднейшие слои населения, находящиеся на грани голода. Им абсолютно без разницы как выведен сорт растения, который сможет спасти их от голода — с помощью ручной селекции/гибридизации или с применением искусственных манипуляций генами растения.
Лично мне непонятна шумиха вокруг аббревиатуры ГМО, т. к. при любом изменении генома растений — с помощью генной инженерии ли, с помощью селекции ли — везде необходимы тщательная оценка безопасности и эффективности того, что получится в результате. Важны не способы, которыми мы изменяем гены, а тот продукт, что получается в итоге! Потому что и в результате «дедовской» селекции можно получить… ядовитое растение. В качестве примера можно привести картофель сортов Ленопе, Магнум Бонум — с концентрациями соланина, в десятки раз превышающими все нормы.
Возвращаясь к теме защиты растений, скажу так: одной из задач, для решения которой использовалась генная инженерия, была устойчивость к вредителям и заболеваниям. Другие задачи — это повышение содержания определенных питательных веществ («золотой рис» c повышенным содержанием каротина, бананы с повышенным содержанием железа, разработку которых, к слову, спонсировал фонд Билла и Мелинды Гейтсов); устойчивость к вредным факторам окружающей среды (термический стресс, химические вещества и т.п.).
Пока основная часть выращиваемых на планете Земля ГМО-растений — это технические культуры (хлопок, соя, кукуруза и рапс, акцент при модификации сделан на устойчивости к гербицидам либо насекомым.
В 2014 году, например, 50% всех выращиваемых ГМО-культур приходилось на сою. А на сегодняшний день существует достаточно много исследований, подтверждающих тот факт, что выращивание ГМО-культур приносит прибыль за счет сокращения затрат на пестициды и увеличения общей урожайности сельскохозяйственных культур.
Что касается выращивание ГМ-культур в Беларуси, то у нашей страны своего мнения на этот счет нет. Нет, потому что отсутствуют независимые исследователи, и они навряд ли появятся, учитывая идущие сейчас планомерные непродления контрактов « политически неблагонадежным» сотрудникам в Институте Генетики НАН. Поэтому в Беларуси все делалось, делается и будет делаться (если ситуация не изменится) только с оглядкой на Российскую Федерацию.
В России с 2016 года Федеральным законом №358 запрещен ввоз и использование для посева семян ГМ-растений, а также, за исключением научно-исследовательских целей, запрещено выращивать ГМ-растения и разводить ГМ-животных. Но с 1 марта 2021 года вступили в силу два приказа Минсельхоза России (№№650, 655), которые определяют методику исследования генно-инженерно-модифицированных животных и генно-инженерно-модифицированных микроорганизмов, произведенных на территории страны. Некая условная, аккредитованная Минсельхозом испытательная лаборатория, по результатам исследования модифицированного растения, должна предоставить выводы о наличии или отсутствии негативного воздействия ГМ-культуры на окружающую среду. Если ГМ-растение соответствует показателям безопасности, заявителю выдадут соответствующее заключение. Т.е. — пока все упирается в желание.
Мое отношение к генно-модифицированным растениям — двойственное. С одной стороны — однозначные плюсы в виде устойчивости к химическим гербицидам, вредителям, заболеваниям (например, кукуруза и соя, устойчивые к глюфосинату аммония и глифосату, картофель, устойчивый к колорадскому жуку). Но с другой стороны — риск, связанный с низким уровнем агротехнической культуры у работников сельского хозяйства (характерный для многих развивающихся странах). Это может быть причиной массовых нарушений технологии выращивания — превышенный в разы уровень гербицидов и удобрений, нарушения правил севооборота и т.п. В чистом итоге сорняки вырабатывают устойчивость к гербицидам, вредители преодолевают защитные барьеры растений, начинают накапливаться избыточные количества пестицидов в почве и подземных водах. Еще один фактор риска — возможность переопыления модифицированных растений с дикими видами. В результате есть вероятность нарушения биоразнообразия, появления новых инвазивных видов и т.п.
Еще хотелось бы пару слов сказать о CRISPR/Cas9 — методе, который позволяет осуществлять высокоточную и быструю модификацию ДНК в геноме. Его изобретатели Эммануэль ШАРПАНТЬЕ и Дженнифер ДУДНА в 2020 году получили Нобелевскую премию по химии. Этот метод отличается относительной простотой генетического конструирования, высокой точностью и эффективностью работы в клетках человека, животных и растений. Но я хочу остановится не на особенностях метода, а на таком человеке, как доктор Джошуа ЗЕЙНЕР. Он бывший сотрудник лаборатории синтетической лаборатории НАСА. И человек, который применил CRISPR/Cas9 для… редактирования собственного генома. А затем основал компанию ODIN, которая занимается продажей наборов (стоимостью 130–160$) для редактирования генов своими руками у себя дома!
Наборы подороже включают уже и центрифугу, прибор для гель-электрофореза, ПЦР. Такая лаборатория обойдется в 1500–2000$.
Сравните с затратами на содержание целых НИИ. Притом набор скорее всего купит человек, который заинтересован именно в генной инженерии, а не в просиживании штанов/игре в Пасьянс/получении научного звания&прилагающейся пенсии.
По всей вероятности, мы — на пороге того момента, когда каждый дачник или садовод-любитель, потратив тысячу с чем-то долларов, сможет у себя дома… создать собственное генно-модифицированное растение! Что с этим делать? Пока не знает никто. В мире пока не разработано единых правовых норм, регулирующих генно-модифицированные растения и права на них. Единых норм нет, но в Калифорнии например, в 2019 году приняли закон, ограничивающий занятия “гаражной” генной инженерией.
– Проблема качества получаемой конечной продукции (еды)… Насколько тот же вопрос содержания микотоксинов в зерне влияет на здоровье нации? Занимаются ли всерьез этой проблемой в нашей стране (ученые и не только)?
– В последние годы мировое сообщество активно интересуется связью микотоксинов плесневых грибов и уровнем онкологических заболеваний у людей. Уже не подвергается сомнению связь между уровнем афлатоксина в продуктах и риском рака печени. Охратоксин А связывают с возникновением новообразований в почках и мочевыводящих путях человека. Фумонизин B1 внесен во группу 2B по классификации Международного агентства по изучению рака (IARC) из-за способности вызывать гепатокарциномы. Среди примерно 500 микотоксинов чуть ли не треть обладает генотоксичностью и способностью вызывать мутации.
География распространения микотоксинов охватывает большинство стран всех континентов. По данным ООН (ФАО), более 25% мировой сельскохозяйственной продукции (основные продукты питания, корма, продовольственное сырье) загрязнено микотоксинами. При этом интенсивные торговые связи между различными странами в значительной степени способствуют распространению микотоксинов.
Страны в зоне риска — государства с развивающимися экономиками, где отсутствует понимание важности соблюдения правильной агротехники, не разработаны или не используются нормы по безопасной транспортировке и хранению сельхозпродукции. В итоге безответственное отношение к хранению и транспортировке приводит к развитию плесневых грибов, и, как следствие, заражению микотоксинами.
В Беларуси проблема сохранения урожая остро стоит на протяжении десятилетий. Не раз и не два на всевозможных высоких совещаниях проскакивала фраза вроде такой:
«Главная задача сейчас — это хранение. Мы непозволительно много сегодня теряем от некачественного хранения… Хватит гробить урожай».
Хорошо, если испорченная сельскохозяйственная продукция потом утилизируется (в чем я сильно сомневаюсь, учитывая наши агрохозяйственные реалии), а не используется на корм скоту. Потому что через домашних животных и связанные с ними продукты (масло, молоко, яйца и т.д.) микотоксины из плесневелого зерна попадают в организм человека.
В Евросоюзе действует Регламент комиссии (ЕС) № 1881/2006 от 19 декабря 2006 года, который устанавливает максимальные остаточные уровни микотоксинов в пищевых продуктах. В Беларуси за это отвечает СанПиГН «Гигиенические требования к качеству и безопасности продовольственного сырья и пищевых продуктов», утвержденный Постановлением Министерства здравоохранения Республики Беларусь от 9 июня 2009 г. № 63 и Едиными санитарными требованиями, утвержденными решением № 299 Комиссии Таможенного союза. Если взять эти документы и сравнить, то окажется, что для многих продуктов питания уровни содержания микотоксинов… попросту не определены! А если нормы не определены, то никто и не стремится их контролировать.
На сегодня обязанность, связанная с мониторингом микотоксинов в кормах и продуктах питания, возложена на Департамент ветеринарного и продовольственного надзора Министерства сельского хозяйства и продовольствия Республики Беларусь и Республиканский научно-практический центр гигиены. На местах контроль осуществляют немногочисленные сотрудники зооветеринарных служб.
И вот что получается. С одной стороны, вроде бы, у нас есть контролирующие органы (тот же Центр эпидемиологии и гигиены). Но, с другой, — у населения абсолютно отсутствует доверие к таким учреждениям. Сразу всплывает в памяти ситуация с «отравленной водой Минска», когда причину загрязнения питьевой воды пытались определить на протяжении недель, и в итоге — так и не осилили эту задачу.
Кстати, раз уж мы заговорили про воду. Многие знают, что летом «цветет» Минское море (Заславское водохранилище).
Из этого водоема забирается часть воды для снабжения районов Минска. Известен факт, что развившиеся цианобактерии (сине-зеленые водоросли) продуцируют цианотоксины, главный из которых — микроцистин — обладает гепатоксичными свойствами. В главном документе, регламентирующем качество воды в Беларуси — «Питьевая вода и водоснабжение населенных мест. Питьевая вода. Гигиенические требования к качеству воды централизованных систем питьевого водоснабжения. Контроль качества. Санитарные правила и нормы СанПиН 10–124 РБ 99» — ни слова про микотоксикозы! Есть только норма на содержание общего углерода, которая, на мой взгляд, абсолютно не наглядна.
Проблема микотоксинов одинаково актуальна для любых стран, вне зависимости от уровня их развития, но в развивающихся — из-за недостатка средств — до нее, как правило, дело не доходит. Анализ продукции на наличие плесневых токсинов — достаточно дорогостоящая процедура, в индивидуальном порядке — это неподъемно. Контролем должно заниматься государство. Насколько я осведомлен, отдельных научных коллективов, и уж тем более — учреждений, которые бы занимались микотоксикозами, у нас нет. Фрагментарно представлены публикации сотрудников научно-исследовательских институтов, связанных с животноводством.
– Подытоживая наш большой разговор… Мировые тренды и белорусская наука (в частности, аграрная) — далеки друг от друга? Если да, то чем, по-вашему, чревато наше нынешнее непопадание в актуальные разработки?
– Мировые аграрные тренды — постоянный поиск новых идей. Беларуская же «аграрная наука» — постоянное желание законсервироваться в своем состоянии, продлить этот анабиоз до бесконечности. Как верно заметил когда-то популярный американский педагог и писатель Джин ЛАНДРАМ:
«Крупномасштабные инновации никогда не создаются теми, кто желает сберечь собственный покой…».
Возможно, эта инертность — следствие возрастного перекоса, о котором я говорил в самом начале нашего разговора, а, возможно, — связана с недостатком образования. Ведь как говорил Артур КЛАРК:
«Любая достаточно развитая технология неотличима от магии».
Примерно так же воспримут жители какой-нибудь отдаленной деревни дроны, обрабатывающие поля. Это — в лучшем случае, в худшем — все просто будет украдено, без малейшего, заметьте, понимания, как ворованные вещи дальше применить в хозяйстве.
Неплохой точкой входа в агротех могли бы стать сельскохозяйственные стартапы, которые начали появляться в Беларуси на пике популярности IT. Можно вспомнить беларускую компанию OneSoil. Этот агротехнический стартап создал онлайн-платформу для точного земледелия, пользование которой для частных фермеров бесплатное. Продукты компании строятся на алгоритмах машинного обучения и анализе космических снимков Sentinel-1 и Sentinel-2, находящихся в открытом доступе. И всё было задумано и осуществлено силами нескольких ребят, в частности — специалиста по геоинформационным технологиям Всеволода ГЕНИНА и программиста Вячеслава МАЗАЯ.
А чем, тем временем, заняты профильные научно-исследовательские институты Беларуси? Предположу, что сотрудники аграрных институтов Беларуси в поте лица печатают отчеты и… играются на компьютерах в пасьянс «Косынка». Огромное количество времени уходит на раскачку и делегирование задачи друг другу. Оно и понятно: люди подневольные никогда не возьмут на себя ответственность, на это способны только свободные. Глупость — считать, что «в тяжелые времена нужна сильная рука»! В тяжелые времена нужна солидарность свободных людей, каждый из которых понимает, что и зачем делает.
Чем чревато — оказаться на задворках? Тем, что мы окажемся в изоляции. А ведь уже сейчас рынок ЕС для нас закрыт давно, и, боюсь, это надолго (в т.ч. по упомянутому нормированию микотоксинов, про антибиотики и гормоны я уж дипломатично умолчу). Рынок РФ — нестабилен и сильно зависит от политической ситуации. Пускать продукты на внутренний рынок — бессмысленно, потому что пользователь давно голосует рублем, предпочитая более дешевые, безопасные и качественные европейские товары.
Одним словом, сельское хозяйство Беларуси в его нынешнем состоянии — это замкнутый круг, разорвать который будет тяжело и непросто. Возможно ситуацию мог бы исправить переход к фермерским хозяйствам, где проще контролировать агротехнические мероприятия. Частный производитель заинтересован в прибыли, а, значит, — открыт для новых эффективных технологий. Плановая экономика показала свою несостоятельность на десятках примеров. И все последние тренды — что в медицине, что в IT, что в сельском хозяйстве — говорят: наиболее эффективен персонифицированный подход. А с коллективными хозяйствами этого добиться не удастся никогда…
– Спасибо огромное за интересный проблемный разговор! Будем надеяться, какие-то отголоски его дойдут до ушей и умов в первую очередь тех, кто принимает решения…
Иллюстрации к тексту интервью предоставлены С. Бесарабом
ОРИГИНАЛ СТАТЬИ: WWW.AGROLIVE.BY